Самодержавный попаданец. Петр Освободитель - Страница 82

Зато теперь руки у Като были развязаны — императрица, памятуя наказ императора устроить им все в «обратку», приняла меры. Стала писать письма во Францию тамошним «просветителям», ссужать их деньгами и на русское золото открывать типографии. Да еще вице-канцлер по своим каналам стал усиленно заниматься банальным вредительством, благо недовольных королевской властью во Франции было много, пруд пруди, все тамошнее «третье сословие».

— Муж мой хочет им революцию устроить, чтоб себе руки развязать! — негромко прошептала она и еще тише добавила: — А потому масонов ихних к нам пускать не надобно, пусть они у себя пожары устраивают. Им тогда не до нас станет. А для такого блага даже сотни пудов золота не жалко…

Слухи привычно заполонили столичные улицы, отражаясь в умах обывателей, что любили посудачить.

— Благоверного царя нашего Петра Федоровича сенаторы первую степень Святого Георгия попросили принять за победу над османами. А, Кузьма?! Как мыслишь, примет он от них али нет?

— А еще, любезный, наш любимый император, дай Бог ему всяческого здоровья и побед, сам орден утвердил и рисовал. Вот он — вечный труженик на троне, как и его дед Петр Алексеевич!

— Айда в кабаки, православные! Сегодня нужно святой крест нашего царя-батюшки хорошо обмыть. Одну чарку за так наливают!

— Ой, Матрена, радость-то снова какая. Государь повелел всем бабам безмерное облегчение сделать. Как дитятю родит, так по цельному рублю на младенцев давать будут. А на девку полтину. Это какие деньжищи-то?!

— Царь русская душа, все ножки его обцеловал бы! Ох ты! И царице-матушке, даром что немка — а русскую душу понимает!

Секретарь датского посольства Шумахер, нахмурив брови, старательно записал в свой дневник: «Победы русских в Архипелаге заставили задуматься всех в Европе. Может быть, монархи найдут возможность не дать усилиться русскому царю. Однако надежды мало — прусский двор стал проявлять лояльность к русскому императору, что сведет на нет все попытки австрийского цесаря. Страшно и подумать о том, ведь тогда Голштиния и Шлезвиг будут окончательно потеряны для датской короны».

Петропавловск

— Заберешь с собой своего племяша родного, Ивана Григорьевича. Ха! При крещении твое имя дали, как старшего дядьки. Полный твой тезка получается. Что пасть-то раззявил, Ваньша? А очи почто вылезли?! Не в то горло полезло?! Да ты никак подавился?!

Иван задохнулся от удивления, поперхнувшись куском дичины, и добрую минуту разевал рот, словно лосось, вытащенный на берег. Шванвич своей могучей лапой хлопнул его по спине — разом проскочило и полегчало.

— Так Миних не удавил сына Гриши и Ка…

Иван осекся, напоровшись на нехороший прищуренный глаз собеседника. Тайну отношений между императрицей и Григорием братья наружу не выплескивали — опасно сие!

Петр Федорович хоть простил свою жену и ее полюбовника, но за разговор о прошлых амурах мог осерчать и без жалости голов лишить. Нрав он свой уже показал, под стать деду Петру Алексеевичу, что кровушку лить не боялся.

— Государь наш не лиходей, чтоб мальца безвинного губить! — тихо, но веско произнес Шванвич. Взяв стакан с водкой, залпом выпил. Занюхал коркой хлеба и добавил: — Хотя ты сам должен понимать, что в интересах престола и державы Российской сие опасно. А потому скажи он… Нет, даже промолчи на предложение Живодера, вопрос решился быстрее, чем с Иваном Антоновичем. Да и вас не помиловали бы!

Орлов кивнул — последнюю историю он хорошо знал, в столице судачили. Правда, разговоры пару дней только велись, потом все разом в рот воды набрали — Тайная канцелярия не шутковала, и язык многих на дыбу привел, а потом и на плаху. Да и здесь, в Сибири, на эту тему не распространялись — вроде велик край, но тут есть места и похуже Лобного места, да и донесут сразу куда надо. А потом загонят туда, где даже волки хвосты морозят.

— Твой племянник Иван Григорьевич вне брака рожден, от служанки простой, что во мраке неизвестно куда сгинула. Гулящая девка! Немка она была, оттого он в тех землях и жил! Так я ему рассказал. Отец его, твой брат, на дальней государевой службе, оттого и забрать не мог. Но сама императрица-матушка благость к слуге верному проявила — крестной матерью Ванятке стала. А как тот подрос, к отцу в чужедальние земли направила. И писать ему будет, и гостинцы слать, как любая крестная делает! Сие удивления не вызовет — у государей наших Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны много крестных детишек, и обо всех они помнят, подарками наделяют!

— Я все понял! — глухо отозвался Орлов.

Он прекрасно осознавал, что этого надо придерживаться всем братьям от «А» до «Я», к прошлому возврата нет и не будет. Пусть у племянника другая жизнь начнется, и не будет он знать тайну своего рождения. Так и целее, и здоровее будет — есть такие секреты, что насмерть выжигают, особенно когда престольных дел касаются — ведь у императора два законных сына-наследника…

— Вижу, что проникся! — удовлетворенно хмыкнул Шванвич и весело подмигнул. — А потому сегодня напишешь от себя и от имени Григория письмо государыне Екатерине Алексеевне, поблагодаришь ее за искреннюю заботу о крестном сыне, которую за нее есть кому проявить. И все! Ни слова больше. Хотя края эти описать не забудь, богатства. Да и государыне подарок сделай знатный. Она блестящее, как сорока, любит.

Шванвич подхватил с блюда черпачком зернистой икры, с наслаждением пожевал. С усмешкой посмотрел на задумавшегося Ивана:

— Письмо мне отдашь, я государыне отправлю и отпишу Петру Федоровичу, что уговор сей вы свято блюсти будете. Даешь слово за себя и братьев, Ваня? Ты голова у них, старший брат в отца место!