— Ты полностью прав, Петр Александрович, — с маской полнейшего хладнокровия произнес Петр, пребывая в обалдении.
«Но какой дар предвидения! Нет, это стратег, и он будет моей головой. Покойный Гудович, царствие ему небесное, жидковат супротив. А Суворов моей рукой станет — ему армию предстоит водить, которую Румянцев России создаст. Новую армию!»
— Пруссии сейчас война с нами не нужна, государь. Они еще от прошлой не отошли. И по большому счету, если вопрос с Восточной Пруссией урегулировать, то король Фридрих и его наследники воевать с нами не станут, потому что нет ни малейших выгод, одни сплошные траты. И пустые — ибо между нами и ими Польша…
— Которую я ему и предложил разделить в обмен на восточнопрусские земли. А заодно и Вене кусок от того пирога кинуть, — перебил фельдмаршала Петр и потянулся за новой папиросой. Разговор в таком ключе ему нравился все больше и больше.
— Даже так, — хмыкнул фельдмаршал, и глаза его загорелись. — Тогда вы совершили великий ход, государь. Отдать гонористых шляхтичей и взамен получить работящих немцев — эта задумка огромную пользу принесет державе вашей. Но, искренне надеюсь, земли, населенные тамошними православными, вы под свою царственную длань подведете?!
— А как же?! — Петр хитро улыбнулся. — Надо весь православный мир единым обручем стянуть, чтоб желающих куски от него отрывать не осталось. На исторических землях, где когда-то сиял восьмиконечный крест наш!
— Так, — только и крякнул фельдмаршал и с уважением неприкрытым, как показалось Петру посмотрел на него.
— Они будут находиться под покровительством нашим и со своими властителями. Включать их в империю силой не буду, пусть народы сами решают. А что стянет воедино? Единоверие — это раз. Общая для всех беспошлинная торговля — два. Защита от османов, схизматиков и прочих иноверцев — три. Ну и четыре — свободное перемещение православных по всем землям. Вот тогда будет общая держава от Адриатики до берегов далекой отсюда на восток Америки.
— Молдаван вы, государь, присоединили. Греки и валахи впереди?
— Нет, не все сразу. Слишком велик кус — мы поперхнемся ненароком. Нам нужно татарскую угрозу навечно изничтожить, Крым в августе взять, не позже, и твердой ногою там встать. А затем его и «Дикое поле» освоить, православными заселить. Кубанью с Кавказом заняться. На то лет двадцать еще уйдет. Вот тогда мы православными народами, что под османским игом томятся, и займемся. А потому эту войну в следующем году прекращать нужно и взятое накрепко удержать.
— Ага, — только и крякнул в удивлении Румянцев, а Петр решил выложить карты на стол:
— А потому за Дунай вы не пойдете, но Валахию можно поцапать, но так, вяловато. И тамошних обывателей в наше подданство не принимать. Мы ее туркам обратно отдадим, чтоб им потерю Крыма переварить можно было. И греков я им отдам, но острова Архипелага за собой оставлю. Форты на Проливах они не дадут, а потому я их и потребовал.
— Раз мы уступку в том туркам сделаем, то обмен тоже потребовать можем! — воскликнул Румянцев. — А если Архипелаг за нами останется и наш флот там будет, то в любой момент мы можем дернуть султана за бороду! Вы гений, ваше величество!
— Не льсти, фельдмаршал, ибо тебе переговоры с ними вести придется. Но вначале еще одно поражение туркам нанеси, как только они новую армию соберут. И чтоб побоище было страшнее Кагульского. Винтовки новые получишь скоро — с заводов полтысячи привезут, и патронов в достатке, и дюжину новых пушек с особыми выстрелами. Хватит?
— За глаза, ваше величество!
— А я, корпуса Долгорукова и Миниха объединив, на Крым немедля пойду. Завтра уже выеду, гвардию на тебя оставив. Но ты сейчас не торопись, в порядок войска приведи. А за Дунай корпус Суворова отправь, пусть османов погоняет, да казаков придай побольше — те зорить неприятеля любят, а на турок давно зубы точат.
— Все сделаю, государь!
— Делай, фельдмаршал. Заодно и реформами займись, чтоб время впустую не пропадало. Нам его, ой, как не хватать будет!
Керчь
— Огонь! — крикнул Ушаков, и полуголые, в копоти, канониры ткнули горящими запальниками в пороховые трубки, торчащие из казенников «единорогов». Орудия оглушительно рявкнули, «Святой Петр» содрогнулся всем корпусом, словно подпрыгнув от морской глади.
Клубы порохового дыма скрыли проплывавшую мимо него шебеку, настолько близкую, что молодой офицер видел оскаленные яростью лица турок. Корветы все же подошли на пистолетный выстрел, более того, они прошлись вдоль всей турецкой линии, лихорадочно перезаряжая орудия и всаживая по залпу в каждого остающегося за кормой «османа».
По палубе катались пустые свинцовые картузы, канониры отбрасывали их в стороны пинками, чтоб не мешались. Ушаков тут же хотел на них прикрикнуть — мол, что вы творите, за каждый картуз серебром плачено, за потерю взыщут. Но не стал — в бою не до сохранности казенного имущества. А сии картузы и малая длина ствола «единорогов» позволили не просто увеличить скорострельность, а сделали ее впечатляющей.
Проплывая мимо шебек, корвет «угостил» каждую залпом. Турки ответили тем же и остались беззащитными, когда их в упор принялись расстреливать «Святой Павел» и «Святой Андрей Первозванный». Перезарядка турецких орудий в пять раз больше времени занимала, а потому бой они проиграли вчистую. Ушаков слышал только многоголосое рявканье мощных русских орудий, но османского ответа на них не было.
Лейтенант огляделся, и сердце сразу защемило. Его корвет принял на себя всю тяжесть боя и, проходя мимо шебек, от каждой получил по залпу. Фок-мачту снесло, на баке весело разгорался огонь, на окровавленной палубе лежали убитые и копошились израненные матросы.